Форум портала Metropolis

Пора осенних бурь надвигалась неотвратимо, и жители крохотного городка на берегу реки Юмь спешно старались укрепить крыши домов, проверяли, в порядке ли сваи. Сильные ветры нагоняли в устье реки морскую воду, и Юмь вздувалась даже сильнее, чем во время весеннего половодья. Едва успев за лето наготовить запасов, люди рисковали тут же их лишиться, если жадная, мутная, солоноватая вода доберётся до них.

Они работали не покладая рук, молясь, чтобы небо послало им ещё немного времени, а к окраинным домам, ничем не защищённым - здесь не знали, что такое городские стены - приближался человек в широкополой шляпе и пыльном дорожном плаще. Когда он подошёл совсем близко, слышен стал звон маленького медного колокольчика, подвешенного к полям шляпы. Люди обернулись на этот звук и увидели, что борода пришельца седа и лицо всё в глубоких морщинах, но глаза у него были сощуренные и ясные. Посох и дорожный мешок - вот и всё, что при нём было.

Пришелец сказал, что зовут его Кефельт и ищет он, где провести остаток дней. И, пожалуй, добрые горожане предложили бы ему поискать другое место, где не так сурова земля и где легче прокормить лишний рот, но Кефельт был лекарем, а значит, не таким уж и лишним.

Он поселился у добродушного Кристиана, дом которого опустел наполовину после смерти его жены. В отведённой ему маленькой комнате с полуслепым окном Кефельт расставил по узким полкам извлечённые из мешка флакончики с резко пахнущими порошками, а две-три толстые книги положил на кровать, поскольку места для стола в комнатушке не было.

К нему приходили люди, преждевременно состарившиеся в царстве воды и ветра, жалуясь на боли в спине и суставах. Кефельт усаживал посетителя на кровать, присаживался рядом сам и внимательно слушал, а потом брал в свои руки запястья больного и вслушивался ещё внимательнее, потому что сердце говорит больше, чем могут сказать уста. Сказав посетителю вернуться позже, медленно и тщательно он смешивал порошки в каменной чашке, а потом ставил её на слабый-слабый огонь.

Проходили часы, пока жар проникал сквозь толстые стенки чаши и нагревал смесь. Время от времени Кефельт добавлял к ней несколько капель разных жидкостей - прозрачных или же почти чёрных, добавлял масло, а когда всё было готово, отдавал больному полученную мазь и всегда брал за это лишь половину тех денег, которые ему предлагали.

Вечерами, когда уже начинало темнеть, он брал одну из своих книг и спускался по приставной лестнице на землю, а затем усаживался на берегу реки и читал вслух, до темноты. Сперва его приходили послушать только ребятишки, потому что все взрослые были заняты подготовкой к осенним непогодам. Однако время шло, все работы были уже закончены, а западный ветер всё не прилетал трепать крыши и гнать Юмь из берегов. И взрослые начали приходить тоже.

Кефельт спускался на берег и зимой, когда река укрывалась ледяным щитом, и читал, хотя пальцы его стыли и отнимались, а слушать его в такой холод не приходил никто. И горожане начали понимать, что читает он вовсе не для них.

Бури не пришли в город ни в тот год, ни в последующие годы. Ветру и воде понравились сказки, что читал им старик каждый вечер.

Человек, который однажды выспался

Жил-был человек, который постоянно не высыпался. У него был очень чуткий сон, и малейший шум или проблеск света заставляли его тут же вскакивать на постели. Заснуть снова было трудно: разбуженный мозг начинал работать лихорадочно и яростно, не желая останавливать мыслительный процесс.

Отчасти это было даже полезно. Пусть недоспавший и разозлённый, но он принимался за работу - и работал очень хорошо. За каких-то двадцать лет он сделал себя одним из самых богатых людей своей маленькой страны. Ему не хватало одного - сна.

Он заказал себе бункер: добротный, крепкий и тихий, на глубине полусотни метров под землёй. Строительство шло долго и стоило дорого, но он был богат и мог позволить себе такую маленькую роскошь. В его стране подобного бункера не было ни у кого - даже у правительства.

...Лифт выглядел старинным и спускался вниз плавно и медленно, тихо поскрипывая. Он сам заказал себе такую модель - под старину. В руке у него была большая свеча в медном подсвечнике. В кармане - коробка длинных плоских спичек. Это место должно было стать обителью тишины и спокойствия, неспешных глубоких раздумий - и сна, утешительного, благословенного сна. Широкая кровать под балдахином, с шестью высоко взбитыми подушками, ожидала только его. Он нетерпеливо сбросил одежду, лёг - и закрыл глаза.

В ту ночь город исчез. На месте, где незадолго до полуночи ещё высились дома, пересекались широкие улицы и дышали тысячи людей, взметнулось до небес, на глазах распухая, раскалённое облако. И содрогнулась земля, но в бункере этого не было слышно.

Он умер, не проснувшись. В тишину и темноту, которых он жаждал столько лет, через вентиляцию, не снабжённую должной системой очистки, просачивалась радиоактивная пыль, и он вдыхал её глубоко и мерно; вдыхал, пока не наполнились кровью лёгкие. Большая свеча в медном подсвечнике, которая должна была осветить его обратный путь, свеча, рядом с которой лежала на столике коробка длинных спичек - свеча осталась незажжённой.